Выбрали лучших из лучших. И одним из первых в этом списке стояло имя прославленного шофера Георгия Игнатьева. С вечера в гаражах вдоль ряда отмытых и начищенных словно на парад машин медленно двигалась особая комиссия. Ведь во время штурма Волги, как ив бою, счет должен идти на минуты. Стоит одному самосвалу застрять на узком наплазном мосту и запереть дорогу другим, как река сорвет с ' места бетонные глыбы, разрушит всю работу людей. Особенное внимание обращали на тормоза. Дело в том, что, когда шофер подаст машину к самому краю моста, поднимет кузов и бетонная пирамида поползет к воде, она резко толкнет машину вперед. Если тормоза не выдержат и самосвал хоть на полметра сдвинется с места, десятитонная махина упадет не в воду, а на край наплавного моста. ...Снова и снова возвращаются на берег самосвалы за пирамидами, и опять вдоль всего моста, словно от рвущихся снарядов, взлетают потоки воды, когда бетонные глыбы срываются с платформ грузовиков и исчезают под водой. Река глотает их одну за другой, и кажется, что не будет конца этому нескончаемому потоку машин. Но вот с обоих берегов доносится громкое «ура»: над водой появляются первые шапки пирамид. Они стоят плотно, словно влитые в дно реки, и только длинные хвосты пены тянутся от них вниз по течению. Все выше вырастает из воды каменная гряда. Почти двадцать ч'асов подряд работают машины и люди. Река ещё ревет, прорываясь сквозь щели между бетонными глыбами, н о она уже бессильна. Буксиры подводят ближе земс наряды — скоро на бетонный хребет плотины начнут намывать землю. Медленно возвращался в гараж Георгий Игнатьев. Он на минуту остановил самосвал, чтобы издали полюбоваться на плотину. Вот он пройден, еще один этап борьбы. Сколько их уже осталось позади и сколько еще предстоит пройти! Часто' читал Георгий Михайлович о человеческом счастье. И всегда в книгах оно казалось каким-то плоским, неземным и поэтому ненастоящим. А сегодня, пожалуй, впервые это слово стало понятным, ощутимым. Что может быть лучше, чем видеть вот такое творение собственных руки знать, сколько пользы даст твоя работа людям. Наверное, именно счастье труда и имели в виду писатели и поэты... Прошли месяцы после этого дня. Плотина стала привычной, как будто она всегда была тут. Самосвал Игнатьева работал уже на других объектах. Но както вечером почтальон принес Георгию Михайловичу необычное письмо. Почерк на конверте был незнакомым, на штемпеле стоял город отправления — Ленинград. Собственно, это было даже не письмо, а небольшая записка: «Уважаемый тов. Игнатьев! Я живу в Ленинграде и недавно по телевизору смотрел кинофильм о перекрытии Волги. В кабине одного из самосвалов я увидел знакомое лицо, и диктор назвал Вашу фамилию...». Игнатьев заглянул в конец письма, где стояла подпись — Некачалов Владимир Яковлевич. Ну да, конечно, это он, бывший командир того самого медсанбата, в котором служил и шофер Игнатьев. Георгий Ми -Молодежи —"огеромх-воднтеляхВОЛГесятитонная бетонная пирамида поднялась над землей, на секунду повисла в воздухе и, повинуясь ловким пальцам машиниста подъемного крана, медленно опустилась на площадку ЯАЗа. Самоовал тяжело вздохнул, слегка присел от тяжелой ноши, словно рассчитывая, донесет или не донесет эту огромную бетонную махину. А откуда-то со стороны уже гремел голос прораба: — Пошел! Не задерживай!.. Георгий Игнатьев медленно отпустил педаль сцепления; глухо зарычал мотор, слегка переваливаясь на неровной дороге, самосвал начал спускаться к берег у — штурм Волги начался. Один за друДгим въезжали на мост самосвалы, быстро разворачивались и, сдав задним ходом к краю, сбрасывали в кипящую воду бетонные пирамиды, которые должны были стать основанием будущей плотины, ее становым хребтом. Еще задолго до этого памятного дня во всех автобазах огромной стройки висели «Условия социалистического соревнования за право участия в перекрытии Волги». Это должен был быть последний решительный бой с непокорной рекой, бой, подготовленный несколькими годами труда. И каждому хотелось принять в нем участие, хотя все знали: слишком мала «передовая линия огня». 10 хайлович достал альбом с фотографиями. На первых снимках он снят мальчишкой-слесаренком-, а тут — у же шоф еромв то время новенького АМО - 3 . А вот Игнатьев — в гимнастерке. Это уже война. С маленькой фотографии смотрит бородатый человек с погонами подполковника медицинской службы. Это и есть Некачалов, вернее, таким он был тогда, почти тринадцать лет назад. «Напишите, как Вы жили эти годы», —• просит бывший комбат. Игнатьев задумался. Как жил? Обычно жил, как все. Д ажеи писать-то вроде не о чем... Память человеческая, как кинолента: на ней отпечатывается лишь самое главное и обычно хорошее, плохое быстро забывается. А что значит хорошее? Сейчас многое вспоминается добрым словом, а тогда... Говорят, конец венчает дело. Пожалуй, это верно. Недавняя победа над Волгой — это и есть тот самый конец, который подвел итоги всей жизни последних лет, радостный, замечательный итог. Но не всегда в жизни было так легко и хорошо. ...Маленький «Москвич», н еуклюже переваливаясь на проселочной дороге, выехал к берегу Волги. Здесь, около села Кунеевки; собирались первые строители будущего волжского гиганта. Прослышав о великой стройке, приехал на своей машине с берегов Балтики ишо ­ ф ер Игнатьев. Чего, казалось, человеку нужно — жил у моря, в Таллине, зарабатывал хорошо, незадолго до этого был награжден медалью «За трудовую доблесть». А вот не утерпел, поехал. Первые месяцы ночевали сженой прямо в «Москвиче»: жилье только еще строили, его не' хватало. Осенью, к ноябрю, собралось несколько человек, поставили большую палатку. Отгородили в ней уголок—'Только-только кровать поставить, столик да печку-«буржуйку». О днажды вечером, вернувшись с работы, Игнатьев увидел перед палаткой сидящую « а узлах плачущую женщину. — Привез меня муж, а что теперь?— сквозь слезы рассказывала она . — Ж ить негде, хоть замерзай... Игнатьев задумался, потом подозвал жену: — М ожет быть, пустим их к нам. Ведь люди не гулять приехали — строить. Аграфена Петровна даже руками всплеснула, сама того и гляди в слезы: — Ну куда же , куда пустить-то?.. Сейчас и не вспомнить, какие слова нашел тогда Георгий Михайлович, но жену он все-таки убедил. Так с того дня и жили они вместе с семьей приехавшего шофера в одном углу палатки. Не легче было и на работе. Д орог не было — е ще только прокладывали, машины по ступицу тонули в грязи, р е ­ монтировать и обслуживать их приходилось на морозе . Д ак тому же на стройку поступили новые многотонные самосвалы с дизельными двигателями, на которых почти никто из шоферов раньше не работал. Мучения начинались с утра. М АЗ — не «Победа», рукой особенно не накрутишься, воды горячей . нет, о пароподогреве тогда и не мечтали. Всю ночь не глушили один из грузовиков, а утром он по очереди таскал остальные на буксире. О т такой «жизни» самосвалы через 14 — 1 5 тысяч километров выходили из строя. — Такая у него «норма», — гозорили некоторые. — Сколько ни бейся, а больш еМАЗ не проходит...И вдруг известие: сменщики Миро ­ нов и Помялов прошли на своем самосвале двадцать пять тысяч километров. Это была большая победа. О ней писали в газетах, сообщали по радио.. Георгий Михайлович стал присматриваться к работе передовиков. О н только что окончил курсы переподготовки и получил права шофера 1-го класса. Это тоже было нелегко. За день так руки намотаешь — не только записывать, слушать-то сил нет. Вначале пришло на кур ­ сы человек двести, а окончило всего около тридцати. Но зато, освещенное теорией, многое в новых машинах стало понятно. Первое дело для дизеля —• топливо. А оно не всегда было хорошим. О т того и выходили из строя форсунки и насосы. Решили добиться, чтобы каждой партии горючего давать десятидневный отстой. Миронов с Помяловым еще одну вещь придумали — элемент фильтра тонкой очистки дополнительно обматы-как шофер относится к работе, к ма ­ шине... И чтобы объяснить свою мысль, Георгий Михайлович просто рассказывает о своих товарищах и немного о себе. На каждой стройке одни работы немного легче, другие — труднее, одни оплачиваются лучше, д ругие — х уже . И не раз услышишь по утрам в диспетчерской: — Я на этот объект не поеду — т ам работа дешевая... И сколько ни доказывай такому шо ­ феру, что для стройки все работы нуж ­ ны, все «дороги», он стоит на своем. А Игнатьев, или Миша Керенцев со своим сменщиком Гришей Крыловым, или другие поедут туда, куда надо стройке, д аже если их заработок от этого станет меньше. Потому что для них главное — это то общее дело, ради ко ­ торого они все живут, трудятся, ради которого приехали сюда, на волжские берега. Или вот еще . Д о сих пор работает на стройке шофер Замараеа. Что и говорить — хороший был шофер . Крепкий, смекалистый, грамотный. И работал — люди только удивлялись. А подошла получка, Замараева словно подменили. Напьется, обо всем забудет, и нетв это время для него ни стройки, ни товарищей, ни работы. Сколько сним говорили, на собрания вытаскивали, выговоры объявляли — все напрасно. Так и «сошел с линии». А ведь' мог работать не хуже других. В партийном билете у Игнатьева — ровные колонки цифр заработка: 2500, 3000, 5200, 4400... А потом подряд несколько месяцев — 7 00 , 850, 750. В это время машина встала на ремонт. Иной шоферв таких случаях бежит к завгару, стучит кулаком об стол: — Давай новую машину! Н е буду выезжать... А Игнатьев не кричит, н е требует, хотя у него на это больше прав? О н терпеливо копается, ремонтирует свою машину. Зато и знает: она не подведет. Д араз ­ ве один Игнатьев! Вот все это и есть то главное — о тно ­ шение к труду, что отличает хорошего, настоящего шофера от поденщика, для которого основное — побольше урвать для себя, который во всем видит только свой «интерес». Ведь и машины скон ­ вейера сходят одинаковые, и люди все рождаются хорошими. А вот оттого, к а ­ ким вырастет человек, поймет ли он сам ое главное в жизни — радость труда в коллективе, зависит вся его жизнь, работа, уважение товарищей. Нелегко быть в первых рядах еже ­ дневно, ежечасно, жить в постоянном напряжении. Подвиг шофера, его геройство именно в этом и заключаются. Водителей обычно относят к категории людей физического труда. Что ж, это верно — водителю нужна и сила, и ловкость, и верный глаз. Но разве работа Игнатьева, Керенцева, Миронова и многих других — н е творчество, которое совсем недавно было уделом только инженеров, художников, поэтов? Ведь именно творческое отношение к труду, коммунистическое сознание, понимание важности своей работы для общегоде ­ ла отличают Георгия Михайловича Игнатьева. Это и принесло ему заслуженную у народа славу.Завтра — решительный штурм Волги. Комиссия проверяет техническую готовность автомобиля Г. М. Игнатьева (второй слева). Фото В. ВЫСОЦКОГО. вали куском капронового чулка, от чего масло становилось чище. Узнал об этом Георгий Михайлович икжене : — Ищи, Груша, старые чулки... Старых не оказалось, пришлось пустить в дело новые. Простые, кажется, все это вещи — следить за топливом, вовремя менять масло, регулировать, — а сразу стало заметно. Машина Игнатьева по пробегу догнала инициаторов соревнования. Теперь ужев диспетчерских висели новые призывы: «Добьемся пробега в 50 тысяч километров!». А Игнатьев со своим сменщиком наездили 100 тысяч километров. К этому времени уже соорудили пароподогрев и перестали по утрам таскать грузовики на буксире. Но дело было и не только в том, чтобы продлить пробег машин. Работать на них ведь тожеможно по-разному. Почему же только десятки шоферов на стройке получили ордена и лишь один Игнатьев был удостоен звания Героя Социалистического Труда? Георгий Михайлович задумывается. Пожалуй, он и сам не может четко объяснить все это. — Понимаете, тут, по-моему, самое что ни на есть главное — дисциплина, то,Вл. РАЗИН.Ставрополь-на-Волге.11