Сахара: Песок, рабы и «ежики»
Разновидностей дорог в пустыне только две: хорошая, либо никакая. Кстати, новые трассы здесь прокладывают… да, китайцы в широкополых шляпах! Но это сейчас. А главная и единственная трасса, связывающая Марокко с Мавританией, частично построена испанцами в те годы, когда эта территория называлась Испанской Сахарой.
САХАРА ИЛИ САХРАВИ?
Испанцы, получив эту территорию от французов совершенно даром (за полной ее бесполезностью), в 1970-е годы отдали ее на откуп соседним Марокко и Мавритании, позднее территория была аннексирована северным соседом. Так что достраивать дорогу вдоль океана пришлось марокканским властям. На атлантическом берегу возводили новенькие, с иголочки города, смахивающие на увеличенные архитектурные макеты.
Власти всячески стимулировали переселение марокканцев в Западную Сахару, благо здесь началась разработка месторождений фосфатов, то есть появилась работа. Около 2500 километров от Агадира до Нуакшота, мавританской столицы, покрылось прочным асфальтом, по которому мчатся немногочисленные авто, причем за рулем часто путешественники-европейцы.
Слева – океан пустыни, справа – водная пустыня океана. Как в том анекдоте: «Ну и пляж отгрохали!» Но – ни одного зонтика, ни одного шезлонга, ни одного отеля: турбизнес не самая сильная статья доходов Западной Сахары. Кстати, марокканские власти делают вид, что знать не знают никакой Западной Сахары, и упорно именуют эти края «южными провинциями» своего королевства, но в Африканском Союзе эта территория состоит в качестве полноправной страны.
Мало того, на любом полицейском посту можно убедиться: местные жители предъявляют постовым удостоверения граждан Арабской Демократической Республики Сахрави, украшенные вовсе не марокканской государственной символикой. Нечего и говорить о том, что коренные сахарцы в глубине души не считают себя подданными марокканского короля.
Отдельного описания заслуживают 5 километров западносахарской трассы на границе между Марокко и Мавританией. Между лабиринтами из покосившихся бетонных столбов со спутанной и ободранной колючей проволокой, покореженными и горелыми автомобилями, кучами строительного и просто мусора, каменными завалами, недостроенными хибарами и песчаными дюнами петляет ухабистая колея, отклоняться от которой не рекомендуется.
На этой территории порой взрываются мины, заложенные мятежным алжирским Фронтом национального освобождения, который время от времени включается в борьбу за интересы сахрави, добивающихся независимости. Попетлять, побуксовать, покувыркаться минут сорок по этой пятикилометровой полосе – и любое бездорожье будет не страшно.
ПОЕЗД В ТРИСТА ВАГОНОВ
После мавританского пограничного поста добротная трасса вдоль океана тянется еще километров шестьсот, до Нуакшота. Но спешить туда пока не следует. Первый мавританский город по пути (и второй по размеру и значению в стране) – порт Нуадибу. Здесь нужно не пропустить возможность знакомства с исключительным транспортным объектом. Раз уж тебя занесло в Мавританию – не прокатиться в Самом длинном в мире поезде было бы просто глупо!
Ветка Нуадибу – Зуарат единственная в стране. Так называемый «угольный поезд» возит железную руду, которая доставляется из предгорий Адрара, а потом грузится на суда и отправляется на металлургические предприятия более развитых стран. Длина состава достигает нескольких километров. Из Нуадибу ежедневно он идет порожним, а из Зуарата – полным красновато-бурых камней.
Весь маршрут составляет около 700 километров, состав проходит эту дистанцию за 15–18 часов. Время отправления приблизительное, и местные жители часами сидят со своими узлами, женами и детьми в тени бетонного сооружения без стен, которое считается вокзалом. Человек в форме ходит с пачкой билетов, но их приобретают далеко не все.
А вот и поезд. Я насчитала несколько локомотивов и 300 вагонов, среди них почтовый и пара пассажирских, остальные – грузовые. Длина поезда бывает разной, сегодня она достигает 3 километров! Люди с тюками лезут толпой, через окна передают вещи, детей, баранов и коз. Некоторые карабкаются на пустые грузовые вагоны – глубокие железные корыта, покрытые бурой пылью, которая во время движения циркулирует внутри вагона. Лица сплошь заматывают длинными полосами ткани, превращаясь в подобие мумий. Впрочем, это обычный облик местного жителя – туарега, кочующего по пустыне на верблюде, в кузове автомобиля или в товарном вагоне.
Тридцать первого декабря мне захотелось забраться в такое место, где через сутки я не увижу ни одной европейской физиономии. Погрузившись в кузов джипа, на куче тюков, плечом к плечу с суровыми туарегами я уехала из Зуарата еще на 400 километров к северо-востоку. Путь лежал через пустыню, покрытую терриконами – отвалами пустой породы, которые напоминают отдельно стоящие горы в миниатюре. Вот здесь и куется экономика Мавритании.
ПОЛИЦЕЙСКИЕ ЧАЕПИТИЯ
В поселке Бир-Могрейн единственный кемпинг оказался пустым и заброшенным, без электричества и воды. Даже по мавританским меркам это захолустье. Поставила палатку во дворе полицейского участка, где зарегистрировали мое прибытие. У полицаев нашелся хлеб, я поужинала, а назавтра мне обещали экскурсию по поселку.
В середке двора – дыра под железной крышкой, там колодец. Пара ведер на водные процедуры – и можно жить дальше, а лучше – упасть в палатку, что я и сделала. Новый год пришел, когда я спала.
Первого января в пять утра зазвучал азан из ближней мечети. Я проснулась, поздравила себя с Новым годом, а в семь явился водитель, который отвез меня на скотный рынок в центре поселка, на мусульманское кладбище на его окраине и в гости к людям, живущим в шатрах среди пустыни. Красивые лица женщин, вольные, но вежливые и чистые дети, аскетичные с виду, но уютные шатры, покрытые изнутри узорчатой тканью, терпкий мавританский чай с шапочкой взбитой пены (так его готовят только здесь) – не так уж плохо для новогоднего утра!
Меня водили из шатра в шатер, в каждом заново готовился чай на углях в маленьких чайничках, хозяева заходились от восторга, рассматривая фотографии из России (березовые леса, зимние пейзажи, виды Москвы, мои дети-парашютисты в свободном падении в небесах…) и охотно фотографировались, что местным жителям, особенно женщинам, не свойственно.
Главная трудность мавританского путешествия – полицейская паранойя, вдохновенно-показная забота о безопасности. Узрев в числе пассажиров европейскую физиономию, постовые устраивают перерисовывание всех записей в паспорте и обзванивают начальников. Впрочем, полицейские любезны и словоохотливы, беспрестанно готовят чай и угощают, называя его «мавританским виски». И не зря, поскольку напиток действительно весьма крепкий, терпкий, сладкий, как ликер, и горький, как травяной бальзам. За чаем объясняют, сколь опасно ездить по Мавритании, особенно женщине, да еще белой, да еще одной.
ПЕРЕЖИТОК КАК НОРМА
Дорога, идущая от Нуакшота на восток, делит Мавританию пополам, соединяя мавританскую столицу с малийской – Бамако. Поведение и нравы водителей на большой дороге – наглядная иллюстрация к жесткому племенному расслоению мавританского общества. Здесь сохраняется кастовость похлеще индийской и негласный институт рабства. Официально рабство запрещено в начале 1980-х, а фактическое его наличие называется «пережитками», однако эти пережитки заметны повсеместно. Рабы не могут получать образование, трудятся без зарплаты и не женятся без согласия хозяина. Их можно продавать, передавать по наследству, как любое имущество.
Шоферы-дальнобойщики, как правило, светлокожие мавры. При каждом один или пара черных подростков. Дальнобойщики здесь не труженики дороги, а хозяева-белоручки, исполненные барственной стати, зато их мальчики – не помощники, а именно рабы. На них возлагается вся черная работа и бытовое обслуживание хозяина. Отношения в стиле хозяин – раб: никаких коллегиальных жестов или дружеского тона, вообще никакого общения. Мальчики молча исполняют лаконичные отрывистые команды. В одном поселке водитель остановился, купил наструганного мяса и угостил меня, а своего напарника-раба не кормил всю многочасовую дорогу да еще швырял ему в голову бутылку от колы, когда тот засыпал. Тот молча поднимал бутылку и ставил на место.
ИЗ ПРУТЬЕВ И ГЛИНЫ
Малийская граница встретила меня сюрпризом: несколько КамАЗов на обочине и русскоговорящие постовые на первом же пикете (в Мали еще недавно в школах изучали русский язык!). Что до аборигенов – принимая меня как гостью, они будто забывали о своей бедности и охотно уступали угол двора для постоя, а утром приносили к палатке миску верблюжьего молока и кусок черной каши. Намерение пойти куда-то одной вызывало удивление и сильное желание не допустить такого непорядка: человек не должен быть один!
Едем в Гао, самый восточный город Мали. В салоне звучит неизменный малийский рэп, попутчики охотно знакомятся со мной: кто-то жалуется на жизнь и просит пригласить его жить в Москву, кто-то просвещает, рассказывая про архитектурные объекты. В каждой деревне имеется бесформенная или конусообразная куча глины с торчащими во все стороны корявыми ветками. Эти «ежики» – местные мечети. Другого стройматериала здесь нет, а ветки или шесты, которыми прошита вся конструкция, придают недолговечной глине прочность, служа арматурой. Торчащие концы не спиливают, поскольку так, говорят, еще прочнее. И вправду, многим из этих построек по нескольку веков. На вершине ощетинившейся глиняной кучи – громкоговоритель для муэдзина.
Архитектура особенно впечатляет в Дженне, Мопти и Тимбукту, где старинные мечети из такой же обычной глины выстроены с размахом, достигая в высоту четырех-пяти этажей. Эти сооружения показывают, что люди способны не просто выживать в любых условиях, но создавать подлинные шедевры, обходясь скудными местными ресурсами.
Сюда съезжаются не только любопытные туристы, привлекаемые возможностью сделать интересные кадры, но и местные паломники, мусульмане из соседних стран, для которых это – святыни. Я же, избежав всех предсказанных опасностей, навидавшись чудес и ежедневно встречаясь с лучшими человеческими проявлениями простых африканцев, в который раз убедилась, что многообразие Африки неисчерпаемо.