Репортаж: «волга» для дедушки кенджабая
Наш путь лежит на юг, к границе с Узбекистаном. Дороги в этой части Казахстана встретишь только в крупных населенных пунктах и возле них. Через пару километров асфальт исчезает, переходит в грейдер, вначале укатанный, а потом изрядно разбитый грузовиками.
Нагорье Устюрт – это вообще глинистая пустыня. По ней-то нам и предстоит пройти больше пятисот километров.
Довольно скоро дорога превращается в то, что можно назвать лишь катастрофой. Скорость падает до 20 км/ч. Ухабы такие, словно кто-то умышленно взрывал здесь противотанковые мины. Слышно, как «Волга» раз за разом цепляет днищем края колеи. Мой водитель Кушок, не переставая, молится. Вдоль дороги подозрительно блестят водой солончаковые болота. В колеях все больше жидкой глины: да, боялись пыли, а пустыня-то оказалась сырая, мокрая.
С нами еще две машины. «Газель» перегревается – и мы ждем. Другая, «девятка», уходит вперед на разведку и спустя полчаса возвращается. Водители совещаются, что-то обсуждают на таджикском. По выражению лиц догадываюсь – впереди ждут неприятности. Какие – еще не подозреваю.
Глинистая пустыня, в отличие от песчаной, воду не пропускает, а солончаковые болота по весне разливаются. Тающий снег добавляет влаги в жадную глиняную хлябь, Устюрт напоминает разлившуюся гигантскую квашню. Маслянистая на ощупь, бледно-желтая жижа в сумерках словно оживает и грозит утянуть в свою трясину бедолагу автомобилиста.
«Девятка» отъехала в сторону от грейдера и по пустыне ищет свою дорогу. Мы с «Газелью» в общей колее боролись до последнего. Ночную темень время от времени прорывает дальний свет трейлеров. Они буксуют, вываливая на ветровые стекла килограммы глины. Кушок вертит баранку, пытаясь зацепиться хоть краешком колеса за что-то твердое. Но очередной «Урал» прогрызает землю, углубляет и без того метровые колеи. Машина плывет, зарывается в глину по мосты и глохнет.
…ГАЗ-66 везет в кузове барана. В кабине казахи – сын и отец. Аллаха ради, Кушок упрашивает вызволить из грязи нас – «Волгу» с «Газелью» – и протащить километров 8 до сухого грунта. Казах соглашается. За 1500 рублей.
Передний бампер уже целиком ушел в болото. Пытаюсь открыть дверь – куда там! Глина, кажется, вот-вот пройдет в салон сквозь щели. Кушок скидывает ботинки, закатывает брюки. Его дверь еще можно открыть, и он, по пояс в жиже, цепляет трос. ГАЗ-66 пытается тянуть нас вместе с «Газелью». Но сам зарывается в глину по обода, после чего бросает трос и уезжает. Мы остаемся в пустыне одни. Кажется, уже чувствую, как «Волгу» всасывает топь…
Мне часто в жизни бывало страшно. В командировках в Абхазии и Чечне, в разрушенном в одночасье сахалинском Нефтегорске. Но страх, который испытал в пустыне Устюрт, был совсем иным – страх одиночки, бессильного перед неистовой природой. Хищная луна освещает сквозь разрывы облаков широченное, метров в триста, гигантское месиво, в котором, зарываясь, барахтаются машины. И каждый – сам за себя. Кушок читает свою молитву. Я пытаюсь вспомнить свою.
Спустя полчаса вернулся ГАЗ-66. Натянутый гитарной струной трос стал нашей последней надеждой. А баран в кузове вездехода, кажется, смеялся над нами. Я молил Богородицу в голос, Кушок призывал Аллаха, а 66-й тянул и тянул нас восемь бесконечных километров Устюрта. А вытянув, забрал 1500 рублей и уехал.
Добравшись до местечка Опорный, Кушок заглушил двигатель. Салон «Волги» напоминал мастерскую скульптора. Устюрт остывал, грязь замерзала. Останься мы в той колее – наутро пришлось бы вырубать «Волгу» ломом. Если бы оно случилось – это утро. До Душанбе оставалось еще больше полутора тысяч километров…
ЗДРАВСТВУЙ, БРАТ КОНДРАТ!
А как ведь здорово и весело все начиналось! Два года верой-правдой служила в редакции черная «Волга» GAZ 3110, но вот пришло время с ней расставаться. Новым хозяином стал веселый, работящий парень Рома, который когда-то строил дачу у одного из сотрудников. При оформлении, правда, выяснилось, что настоящее его имя – Рахматулло, что родом он из Таджикистана, а в Москве не первый год на заработках. И это еще не все! Черную «Волгу», оказывается, он купил в подарок отцу, самому уважаемому человеку в своем таджикском кишлаке, кому подобает ездить только на такой машине – красивой, черной, и чтобы обязательно называлась она «Волга»… О ней старый Кенджабай мечтал всю свою жизнь…
Выходит, есть еще страны, куда перегоняют наши авто как предмет роскоши! Невероятно! Потому-то я и напросился вместе со старшим братом Рахматуллы, Кушоком, в дальнюю дорогу.
За свои сорок лет он покидал Таджикистан считанные разы. В 2003-м совершил хадж в Саудовскую Аравию. Теперь, помолясь в мечети, полетел в Москву.
…По карте выходило, что нам предстоит проехать почти полторы тысячи километров по России, затем – «нырнуть» в Казахстан, пройти по дорогам, указанным как предполагаемые, еще полторы тысячи. Затем оставалась тысяча по пустыням Узбекистана и горам Таджикистана. Всего 3900 километров.
Караван наш, отбывавший субботним утром 19 марта от кольцевой автодороги, помимо «Волги», включал новенькую «девятку» – ею управлял энергичный Хикмат, и видавшую виды «Газель», за рулем которой сидел немного рассеянный Зейнадулло. Хикмат шутил, путая роды и склонения. Кушок называл меня «братом Кондратом» (почему-то это очень его забавляло). Зейнадулло помалкивал – он был самым младшим.
– Я, Андрей, в жизни больше 280 километров в день не езжал, – где-то под Тамбовом поведал мне Кушок. Мы отъехали от Москвы уже триста, а оставалось еще 3600.
– Может, остановимся, передохнем, поспим? – робко предложил я.
– Некогда спать-отдыхать, брат Кондрат. Ехать нада. Душанбе успевать нада, – и затолкнул в приемник кассету. Из динамиков зазвучала протяжная восточная мелодия…
ПО ГЛАВНОЙ ДОРОГЕ
За Урюпинском дорожные указатели стали пропадать. Чтобы как-то прояснить свое географическое положение и перспективы в пути, перекрикиваю восточную песню: а есть ли у нас карта?
– А, зачем карта-марта – едем главная дорога, – отмахивается от меня Кушок. Тем не менее, следуя законам гостеприимства, отыскал для меня карту. На обложке значилось: «Атлас автодорог РОССИИ». Перелистав его, обнаружил, что карты обрываются на границе казахских степей. Узбекистаном, а тем более Таджикистаном в атласе и не пахло.
Главное испытание на наших дорогах – сотрудники ДПС. В Волгоградской области тормозили семь раз за ночь! Дотошно проверяя каждую буковку в документах.
Мой загранпаспорт вызывал удивление. Особенно рукописная виза Люксембурга. Сержантик с испугу даже потребовал вывернуть карманы и дыхнуть в трубочку. Увидев, что она осталась девственно чистой, покачал головой, вернул мне документы и что-то пробормотал про сумасшедший дом.
«Нерусских» мариновали дольше. Один дотошный сотрудник, спрятавшийся в камышах в районе Ахтырки, обнаружил, что по правам мой водитель КушОк, а по доверенности на «Волгу» – КушАк, и тут же радостно пригласил на дознание в райотделе в… понедельник, когда придет начальник (была суббота). Отказаться от «гостеприимства» стоило 1500 рублей.
Все деньги с самого начала передали на хранение мне.
– Андрей, ты россиянин, тебя обыскивать не будут. Русских боятся. Уважают. А нас, пока все не вытрясут, в покое не оставят, – объяснил Кушок. В правом ботинке у меня оказались полторы тысячи долларов, в левом кармане – 30 тысяч рублей. В дорожную сумку перекочевал новенький электрический фонарик – подарок для сына Рахматулло. Водитель «Газели» притащил десяток кассет с русской эстрадой:
– Провези, а? Таможня – зверь…
Я покорно рассовывал все добро по карманам своего невеликого баула. Так наш караван, раздавая постовым в качестве сувениров купюры, прибыл наконец на границу России с Казахстаном. Русские выпустили нас через три часа.
Переправившись через реку Бузан на пароме (его натужно толкал видавший виды буксирчик), мы прижались к казахстанской границе. У соседей начался обед, который продлился до поздней ночи. За шесть часов «отдыха» на промозглом ветру мой багаж трижды выпотрошили пьяненькие казахские солдатики. У меня просили кроссовки – поносить, фотоаппарат – пощелкать, ручку – писать. Надо отдать должное, наигравшись в цивилизацию, солдаты все вернули. Кроме нескольких купюр, которые Кушок опять раздал пограничникам, таможенникам, экологам и страховщикам…
А дальше нас ждала пустыня Устюрт.
СТАРЕЙШИНА КИШЛАКА «ИЛЬИЧ»
Двадцать восемь внуков зовут Кенджабая Эшмирзоева «Бобо» – дедушка, а одиннадцать детей величают – «Ата» (отец). Кенджабай – уважаемый в кишлаке «Ильич» человек. Уважают не за богатство – златых гор за 36 лет работы сельским шофером Бобо не нажил, а за мудрость и трудолюбие.
– По пустыне Устюрт надо было идти на спущенных колесах, – сказал, выслушав наш рассказ, Кенджабай-ата. Его лицо, казалось, не выражало никаких чувств, хотя полчаса назад, в 16.00 по душанбинскому времени, черная «Волга» GAZ 3110 въехала во двор Эшмирзоевых. На нее, словно на арабского скакуна, накинули ковер; дети хватали с капота рассыпанные конфеты. Восемь дней назад в Москве на спидометре было 68 557 км, теперь в Душанбе значилось 72 550. До 4000 не хватило семи километров.
Кушок объяснял отцу, почему так легко вращается руль – Бобо никогда не ездил на легковушках с гидроусилителем. И еще пытался объяснить, что если есть инжектор, не нужен карбюратор. А Кенджабай все укорял сына за то, что он не подспустил колеса. Оказывается, Бобо лет 30 назад проходил через Устюрт. И знал, как побеждать солончаки.
Кушок не мог сказать отцу, что не спустил колеса, потому что не было насоса. Вернее, был, но сломался. И карты не было, вернее, была, но – российская. И денег до Душанбе едва хватило – Кушок потратил примерно 1500 долларов (!) на подношения милиционерам, таможенникам и пограничникам четырех суверенных государств.
ВСЕ ЭТО БЫЛО
И то, что после ночи, проведенной в пустыне, 22 марта, в день празднования Навруза, нас едва не расстреляла упившаяся в дым казахстанская погранзастава на КПП «Тажен». Да, не расстреляли, но по приказу командира стражи границы избили водителя нашей «Газели», а из ее салона исчезли многие вещи, в том числе мой мобильный телефон, фотоаппарат и десяток катушек отснятой пленки…
Многое вспоминалось.
И как в Нукусе милиционеры посадили в нашу машину таджика, который неделю провел без еды в узбекской тюрьме, и мы должны были довезти его до родины. Я прозвал его Маугли. У него были стальные, проржавевшие зубы, и он доедал со стола все, что оставалось, до последней крошки.
И как измывались над российскими и таджикскими водителями узбекские гаишники, выторговывая себе дорожную дань.
И как в ночной Бухаре «тропами контрабандистов», чтобы не попасть на глаза стражей порядка, мы искали магазин – надо было купить новый фотоаппарат и пленку. «Чужих» здесь без разговора забирают в «участок», а уже потом разбираются, зачем ты здесь…
И как повеселел Кушок, когда «Волга» зашелестела шинами вначале по асфальту Регасского ущелья, а затем и родного – Гиссарского.
Но все это было не столь важно. А важно было, что дедушка Кенджабай Эшмирзоев теперь может ездить на зависть всем соседям за рулем собственной черной «Волги». Самой престижной машине в Таджикистане…
Оставив Эшмирзоевых радоваться в семейном кругу, я добрался до гостиницы «Интурист» в центре Душанбе. В баре звучал «Черный бумер». За столиком летчики французской эскадрильи имени Экзюпери потягивали водку и коротали время между полетами над Афганистаном за покером.
Я поднялся в свой номер. Зашел в ванную. Увидел унитаз. И заплакал.