«и – кофе для оставшихся в живых»

«И – КОФЕ ДЛЯ ОСТАВШИХСЯ В ЖИВЫХ»

Нынешний состав сборной сложился ветеранским. «Ветеран», сами понимаете, понятие растяжимое: получая права в юности, мы и не гадали, что, будучи мотоциклистами, столько проживем – а вот довелось. («Как много времени потрачено на жизнь!..»)

Встречались традиционно на мотофестивале памяти Романа Добкина в Манжероке; отсюда, так уж заведено, разные команды стартуют по своим маршрутам. Наш путь лежит вокруг Байкала: Манжерок – Тулун – Иркутск – Улан-Удэ – Улюнхан – Кумора – Северобайкальск – Усть-Кут – Братск – Красноярск – Новосибирск. По восточному берегу Байкала кусок дороги между Улюнханом и Куморой примерно в 200 км – зимник, где летом просачиваются только «Уралы» да полноприводные КамАЗы, и то в сухую погоду. Нам – туда! («Зачем я так любезно согласился?»)

Приключения начались до старта. Подготовив мотоцикл к отъезду, я отправился домой подкрепиться на дорожку и попрощаться с родными. Возвращаюсь – переднее колесо спущено. Разгружаю мот, бортирую колесо, клею камеру, ставлю колесо, цепляю барахло, одеваюсь. Колесо на моих глазах опять спускается. Снова раздеваюсь и проделываю всю череду операций сначала. И так трижды! («В готовности к облому – наша сила...») Потом колесо (волшебным образом) перестало спускаться, и я благополучно выехал в ночь. На фестиваль попал утром, к самому разъезду. Не опоздал, то есть. Обнаружил, что забыл спальник – поскольку он лежал на самом видном месте. Толя Окишев одолжил свой.

Тут выяснилось, что стартуем только через два дня. («Ребята, две купюры допечатать!») Эти два дня я обитал в Бийске у Андрея и Татьяны Поддымниковых, участников нашего безнадежного предприятия. Экстренно готовили к походу Андрюхин мотоцикл, у него, как и у всех, «Ява». У меня – «Иж». Это отличие приписали к моим злостным недостаткам. («А что ты ремонтируешь – хоть знаешь?!») «Ява» Поддымниковых (знали бы вы ее возраст!) уже готовилась спокойно дожить свои дни в гараже (заводилась она исключительно посредством заднеприводной тяги в одну или две человеческие силы), но ей объяснили, что надо быстренько проехать шесть тысяч километров – и сможет дальше себе отдыхатьѕ Когда при ремонте клали мот набок, вытекло масло, которое второпях потом забыли залить (хихикаете? мол, маразматики старые собралисьѕ На себя посмотрите, субпассионарии!) В итоге через 30 километров самоустранилась четвертая передача. Поэтому, абсолютно не торопясь, мы доехали до Барнаула, где нас ждали Виктор (Михалыч) и Наталья Пантыкины. («На этот раз тебя зовут Наталья...»)

Виктор Михалыч посмотрел на наши гнусные рожи и решил половинитьѕ двигатель! Встали на реке. Когда «открыли» движок, обнаружили, что расплавилась вилка переключения третьей и четвертой передач и согнулся шток. Михалыч подорвался до города за запчастями. Тут бы написать, что, пока его не было, мы достали коньяк и быстренько напились, чтобы сегодня уже никуда не ехать. Но, увы, этого не произошло – в нашем возрасте так себя вести неприлично. Когда он вернулся со всем необходимым, мотоцикл собрали и покатили в Кемерово. Куда попали уже ночью. Здесь «подобрали» последнего участника похода – Виталия Федоровича Трофимова. Вот он по всем статьям ветеран и уж точно счастливчик: седьмой десяток мотоциклисту, а все еще жив!

Теперь сборная командаѕ в сборе: Бийск – Андрей и Татьяна Поддымниковы («Ява»), Барнаул – Виктор и Наталья Пантыкины («Ява»), Кемерово – Виталий Трофимов («Ява»), Новосибирск – я («Иж-Спорт»). Мотомежгородретротур-авантюризм. Маршрут похода пятой, высшей категории сложности. Официальный руководитель – Андрей Поддымников, КМС по мототуризму. Инициатор – Михалыч: хоть он заставляет шевелиться, а так кто заставит? («Ну оторви недвижимость от стула!»)

Утром сфотографировались – и двинулись в путь. Ночевали на Енисее, который, вопреки романтическим текстам песен, отчего-то очень дурно пахѕ В Тайшете, дабы не нарушать традиции, сложившейся в прежние годы, встали лагерем у Володи Лапчевского, некогда мототуриста. Палатки во дворе, баня, воспоминания. И Интернет, первые весточки домойѕ

Дорога от Тайшета до Тулуна символизирует собой меланхолию водителя. Есть на планете места, где со времен сотворения мира не было приличной дороги. Так вот это одно из них. В Тулуне остановились у Сергея Семина (тоже некогда мототуриста)ѕ Называю этих незнакомых вам людей не ради того, чтобы просто упомянуть, а потому как есть у меня мораль: по стране полно «некогда мототуристов», а настоящих, «нынешних» – по пальцам пересчитать.

Из Иркутска сначала съездили в Листвянку, заглянули в музей озера Байкал и зашли в аквариум с тюленями. Изо всех сил старались соответствовать позитивному моральному облику того самого «руссо туристо», но не выдержали и устроили праздник: накупили пива, копченого омуля и предались безобразию прямо на берегу озера (мусор вывезли до клочка). Хотели дальше проехать из Листвянки в Култук по берегу Байкала. Но нам сказали, что

дорога идет вдоль железнодорожного полотна, и она очень тяжелая. Мы почесали темечки и отложили прогулку до следующего юбилейного рейда. Была мысль срезать и переправиться через озеро на другую сторону, но и это не получилось. («Вот роскошь – отказаться от круиза!») Делать нечего, поехали назад, в Иркутск... Опять давились омулем.

В Култуке случился типичный мотоциклетный анекдот: Федорыч отстал, а мы свернули на заправку. Естественно, в следующий момент он промчался мимо – преследовал и нагонял нас. Хорошо, его заметили. Мне поручили догнать Трофимова. Что оказалось нелегко: как выяснилось, он еще и гонщик. Догнал я его только тогда, когда он сообразил, что мы не способны перемещаться в пространстве со скоростью, быстрее его. Да и люди на дороге сказали ему, что нет, мол, «реальных кабанов» на трассе не видели. Радость встречи была настолько переполняющей, что мы опять набрали омуля!..

В группе, как часто случается, вспыхнули идеологические разногласия. Любезный Виталий Федорыч каждый день исправно брился. Общественность порицала эту привычку. Во-первых, плохая примета, а во-вторых, сие есть признак высочайшего снобизма. На что Трофимов обижался и брился еще тщательнее.

После Горячинска на протяжении примерно 100 километров дорога стелилась вдоль Байкала, потом ушла в сторону от него. Увидим его теперь только в Северобайкальске! Вот так: «вокруг Байкала» – понятие абстрактное... В Курумкане последняя заправка – дальше на протяжении 300 километров найти бензин практически невозможно. Запас топлива везли «на себе». Экономно расходовать горючку не вышло: незадолго до первого брода через Баргузин у Федорыча запал поплавок в карбюраторе: бензин лил ручьем. Поджигай – не хочу! А мы с факелами вокруг скачем, веселимся!..

«Категорийка» – не асфальт, здесь не разгонишься. Федорыч крался на своем аппарате, угнетая нас мыслями о том, что если помчимся, то моты рассыплются, не доехав до цели. Как выяснилось позже, у него не работал амортизатор, и он очень чутко ощущал все неровности рельефа... Перед Баргузином амортизатор-таки рассыпался. Что дало нам повод для зубоскальства и нечаянных вопросов о том, не тот ли это мотоцикл, который почти не нуждается в ремонте? Федорыч злился на подлецов и бросался гаечными ключами.

Перед бродом через Баргузин поменяли резину и звездочки, так как за ним начинается ка... кашка. Ширина реки в разлив примерно 100 метров. Разведывали брод женщины. Они же, держась друг за друга, перенесли на другой берег вещи, перетащили на веревках мотоциклы, а мы, мужики, тем временем рассуждали о проблемах дихотомии добра и зла, мирового господства, пассионарности и проч. («Ну, вот и шутка до мадам дошла»).... Но в каждой шутке есть доля правды: всю тяжелую работу в походе действительно выполняли Таня и Наташа. («Я слышал, что вы нравитесь мужчинам...») Вода ледяная (по задницу, простите), сила течения такова, что мотоцикл и четырех реальных мужиков, толкавших его, смывало к черту. Подстраховывались опять-таки женщинами и веревками. После брода мотам устроили «скийоринг» – таскали за собой на веревке, потому что они отказались заводиться.

А вот и зимник! Но для нас, сейчас, – «летник». За бродом сразу подъем на перевал...

По традиции надо осветить тему красоты природы, да и грешно обделить ее вниманием и словом добрым. («Я мог бы рассказать Вам о вершинах».) Вдали – Баргузинский хребет, полноводные горные реки, северная тайга (местами со следами пожаров) и даже тундра. Ягоды, дикие животные, не растаявший с зимы снег, серпантин дороги, полет душиѕ А потом и полет мотоцикла: на спуске такой крутой участок, что мой мот просто ухнул вниз. Тормоза не держат, очко играет, торможу двигателем – мот орет...

На территорию заповедника «Джергинский» въехали платно. Дальше – та самая дорога, полюбоваться на которую любезно пригласил нас Виктор Пантыкин. И снова песнь природе: болота, грязь, гать, проваливающаяся под ногами и колесами мотоциклов. Из расположившихся посреди дороги так называемых «ванн» глубиною в человеческий рост вода не уходит круглый год. Каменные реки с водой и без. Просто реки, текущие через дорогу. Крутые перевалы с паршивейшим «покрытием». Колеи – сухие и мокрые. Едучи по ним, через каждые 200 метров с мотоциклов сбивает крышки боковых ящиков. Едем и плачем, плачем и падаем, поднимаемся,отряхиваемся – и едем....

Брод через реку Биринкур неширокий, но довольно глубокий. Вымоклиѕ Снова брод: в сумерках перешли реку Ковыли (ширина – 30 метров, глубина – 80 см, сильное течение, каменистое неровное дно). Остановились, разложились лагерем на берегу в надежде, что у медведей водопой в другом месте. А их следы попадаются довольно часто. Однажды вокруг нас три дня кружила медведица с медвежонком: мы продвигаемся, а она где-то рядом, кружит. («Ну что, еще и вами заниматься?!») Но выйти на нас мама-животное не решилось – наверное, была «без друга». Люди проходят тут редко, и хозяева леса чувствуют себя вольготноѕ Вспоминаю историю ангарчан, прошедших этим маршрутом несколько лет назад на «Уралах» с колясками. Когда единственную женщину оставили в лагере готовить пищу, к ней пожаловал медведь и давай реветь. Она не ожидала знатного гостя и уже хотела бежать за товарищами (а те отдалились на два километра), но передумала. Подтащила к костру старую покрышку от КамАЗа и перекрыла кислород на десятки метров вокруг. Чтобы зверю и впредь неповадно было вваливаться без предупреждения, она принялась стучать топором по железу, да так, что заработала контузию – сама оглохла. Подобного коварства животное, конечно, не могло вынести и убралось восвояси. («А грамотно я всех вас раскидал!»)

...На всем протяжении заброшенной дороги то и дело натыкались на следы ее укладки: монументальные, не доведенные до ума конструкции, мосты, по которым никто не ездит, в пропасти валяется паровоз, стоят заброшенные домики строителей, море металла... К теме заброшенности. Может показаться странным, но на Байкале очень грязно. А уж здесь!.. Сколько лет проезжают здесь водители – столько и мусорят. У грузовиков летят раздатки, покрышки и прочее, их меняют, а испорченные бросают на месте ремонта. Зимник – растущая свалка. Из мусора и запчастей однажды можно будет сложить Эверест.

В целом, нам повезло с погодой. Не было тех ливней, когда Баргузин поднимается, и если вы оказались между двух его рукавов (а у нас по маршруту два брода через Баргузин), то никуда не деться – только ждать, пока вода спадет. Нетерпеливые «Уралы» или КамАЗы переворачиваются. Раз в десятилетие проедут (если этот процесс передвижения можно так назвать) мотоциклисты. В 1987 году на мотоциклах здесь впервые прошли алтайцы, в 1999 – новосибирцы в составе ралли-рейда «Сибирь-Трофи», в 2002 – группа из ангарского мотоклуба «Байкал» (ей достались очень плохая погода и много горя), и вот теперь идет разный сброд, то есть мы.

Едва утром отъехали от Ковылей, на моте Пантыкиных рассыпалась цепь. Переклепали. Поднялись на перевал Лавактон. Подъем и спуск в сумме – около 15 км. Здесь самое сложное препятствие – колеи, оставленные грузовиками. В тот же день – второй брод через Баргузин. Наученные горьким опытом в этот раз прикрыли карбюраторы и слили с них воду прежде, чем завели мотоциклы. Начался перевал Рухловского.

Год, считалось, выдался сухой. Вот что это значило: лужи – по колено и выше, мотоциклы вязли в жиже, и тогда мы тащили их на себе. В один из дождливых дней мокрые и измотанные, не доехав до запланированного места, остановились прямо посреди дороги – повыше и подальше от воды. Установили «дома», столовую-тент. А ночью подъехали КамАЗы – это водилы из Нового Уояна направлялись в Улан-Удэ. Чтобы не сгонять находящихся в коматозном состоянии мотоциклистов, объехали нас прямо по лесу – по деревьям. Лесоповал! А ведь могли бы и по мотоциклам...

...Виталий Федорович упал, сильно ударился, повредил ногу и ребра, бедняга страдал от боли. Перевязывая раны, Наталья его «пилила»: все несчастья, говорила, следствие бритья господина Трофимова, его привычки драить мотоцикл и прочих буржуазных замашек, например, заливать в коробку ТАД-17. («Да не реви, ведь я тебя смешу!..») В конце концов она добилась своего – женщины вообще всегда получают, чего хотят («Мадам, не захлебнитесь моей кровью!») – Федорыч забросил бритье и вернулся домой бородатый, сердитый, голодный и грязный, как водится у настоящих мототуристов!

В тайге, когда обширных бродов вроде бы больше не предвиделось, решили поменять масло. Виталия Федоровича идея возмутила: он десять лет не менял на своем мотоцикле масло и еще десять собирался на нем проездить. Он-то – да, а мот? Воспользовавшись случаем, когда Трофимова охватила сонливость, мы без санкции хозяина слили с его мотоцикла странную субстанцию, которую он беззастенчиво называл «маслом», промыли двигатель и залили новое. Чем проявили отъявленное неуважение к мировоззрению спутника. Подонки, одним словом!

Еще одна легенда этого зимника – река Срамная. И без того название аховое, так в просторечье ее еще и именуют Стремная. Мужики на КамАЗах предвещали, что нам придется нести моты на руках пять километров (а мы помнили, что этот участок – не более пары километров). Путь проходит по руслу реки. В сухую погоду русло пустое, но во время ливней вода стремительно прибывает, сносит грузовики и катит камни, как шарики пинг-понга. В маршрутной книжке записано: во время дождя двигаться по участку категорически запрещено! (Можно подумать, кому-то взбредет в голову лезть в поток.) Я был так впечатлен рассказами водителей, так морально подготовился к трудностям перехода, что не заметил, как промчал всю реку, и всего-то несколько раз упал. На выезде из русла висит знак ограничения скорости 20 км/ч. Человеческая ирония не гаснет даже в такой глухомани!

Но на Срамной оторвал подножку. Вспоминаю об этом, чтобы, забегая вперед, рассказать, как приваривал ее в Агое на деревоперерабатывающем предприятии. Там есть «цех» – деревянный сарай на горе стружек и опилок, в котором стоят станки и сварочный аппарат. Говорю мужику-сварщику: «А вдруг опилки загорятся?» Мужик, мотнув головой в сторону ведра воды, парировал: «Зальем». К слову, я инженер по технике безопасности....

...У упомянутого знака осмысливаешь, что почти вышел с зимника. («И – кофе для оставшихся в живых!..») Сам цел, мотоцикл цел. У нас не закончились еда, бензин и сигареты, мы не сидели три дня посреди Срамной, и река ночью не унесла наши мотоциклы, мы не бегали за консервами за десять километров. Внутри меня возникло некое чувство вины: перед участниками предыдущих походов – за то, что так легко отделался, перед нынешними – за то, что не слишком-то помогал (с другой стороны, у них были специально для этого приспособленные Таня и Наташа). Утешал себя тем, что вез почти всю кухню, ящик Федорыча и не путался у товарищей под ногами. («Мы делаем тут все возможное, а он сидит и жрет пирожное...»)

После реки Срамной снова жуткая дорога: глина, на которой мотало невероятно. Выехав к озеру Иркана, поменяли звезды и резину на обычные, вымыли мотоциклы – подготовились к выходу «в люди»... На «Яве» Михалыча рассыпался амортизатор. У меня треснула рама в зоне крепления двигателя (мотоциклу 29 лет, и это далеко не первый его категорийный поход). Я рисковал обронить мотор на трассе, не заметив потери. А что, бывали случаи, когда люди теряли глушитель и ничего не слышали.

Возвращались по дороге, проложенной рядом с БАМом. Все, кто здесь когда-либо бывал, помнят болота, столбы пыли (если сухо), тоскливые селения, отсутствие бензина, безобразную, вечно строящуюся и тут же разбиваемую грузовиками дорогу, отвратительную погоду и несметные полчища зловредных насекомых. Впрочем, это привычные вещи для большей части нашей бескрайней родины. («Прошу меня назначить патриотом...»)

В Северобайкальске организовали дневку прямо на городском пляже. А что – день будний, народу мало. Набрали омуля, пива, водки и устроили отдых, какой бывает у «матрасников» – ешь, пьешь и весь день в ус не дуешь. Но явились и стали доставать местные детишки на велосипедах – не дали побездельничать. Мудрые Пантыкины устроили для них соревнования на призы АМК

«Горизонт». Дети поддались на уловку, получили призы и, осчастливленные, исчезли с глаз долой.

За Усть-Кутом на вдольбамовской дороге Михалыч уронил мотоцикл на (простите!) дерьме, чем обидел Наталью. («Я вас не брошу, я вас уроню».) Падение произошло при попытке переехать из одной колеи в другую. Вот какие нашенские колеи!.. Но дерьмо – полбеды: Наташа повредила ногу. Позже в месте ушиба появилась опухоль, и Натали больше не могла сидеть на мотоцикле. А надо заметить, Поддымниковы и Трофимов не заметили падения и укатили вперед. Делать нечего – попытались поймать машину до больницы, но никто не брал пассажира. Решили вернуться в Усть-Кут. Наконец остановилась легковушка, усадили в нее Наталью. Михалыч поехал следом на мотоцикле (а вдруг украдут?). Я дернул догонять спутников – вместе ждать барнаульцев веселее. Да уж, было весело: шел затяжной дождь, каким он всегда бывает под Усть-Кутом (кто-нибудь проезжал Усть-Кут в ясную погоду?). Михалыч вернулся поздно вечером и сказал, что у Натальи никакой не вывих – сложный перелом. Он посадил ее в поезд и отправил домой (с пересадкой: он мастер изящных решений). («На вашем месте я бы улетел.....»)

Как и прежде, ехали тяжело: скользко, туман, моросит дождь. Асфальта здесь никогда и не было. У Андрюхи накрылась покрышка вместе с камерой – я отдал ему свою запаску. В Тулуне замкнули наше байкальское кольцо. Дальше, как полагается, – до Тайшета. И вот тут-то встретили Рому Кибиса из Новосибирска на «Голде». Мотоцикл чрезвычайно крут, человек – тоже. Кибис возвращался с Байкала. По выражению его лица мы читали, что он думал о нас и наших мотоциклах. Мы в отместку представляли, как река Срамная уносит Gold Wing. Или: как Рома сваливает на своей крутой тачке от медведей по дороге, именуемой «г-но». Или: на броде через Баргузин у «японца» случился гидроудар и во что он вылился владельцуѕ Хотя нет – это перебор: Рома в таких местах не окажется никогда. («Был отвергаем, но зато – какими!»).... И вот едем мы, значит, по трассе 80-90 км/ч, а он нас обходит как «стоячих». Скоро встречаем опять – бензин у Ромы кончился, так как при космической скорости и расход космический. А у нас бензин с маслом, да и того только до заправки. А на его моте еще и радиатор потек. Ай-яй-яй! Но Рома наш не пропадет. Да здравствует несгибаемый байкер России!..

В Тайшете нас должен был ждать Лапчевский, но дома его не оказалось. («Ну можно ль полагаться на живых?») Встали табором около его дома. Дозвонились! Сказал, что скоро будет, но обманул. Скорее всего, мы выглядели так, что жалко было смотреть, и соседи из дома напротив начали нас прикармливать. («Ага, понятно, дом-то сумасшедший...») Принесли картошку, салат, и мы устроили пикник у обочины. Пикники на обочинах космических

дорог – мечта романтиков.

Поздно вечером Лапчевский все-таки появился, приютил. Наутро объяснил, где лучше всего заправиться. Мы долго искали ту заправку и нашли ее в богом забытом месте. Отъехали – и вот тогда мой двигатель завершил свое земное существование. От невообразимой детонации, спровоцированной свежезалитым бензином, поршень норовил вылететь наружу со скоростью Ромы Кибиса. И уже вскоре мотор заклинило. Товарищи несказанно обрадовались конфузу: «Наконец-то Каминский сдох!» («Еще никто мне не прощал таланта...») И это после того, как «Иж» всю дорогу заводился с полпинка и работал безотказно (что не свойственно отечественной технике)! В отличие от некоторых «Яв», не будем показывать пальцем...

Разобрал двигатель – кольца переломались, их обломки попортили поршень. У меня был с собой комплект поршневой. Все бы ничего, но обломки попали и в кривошипную камеру. Пришлось половинить двигатель. Это, наверное, меня всевышний наказал за то, что я насмехался над Ромой Кибисом. («Вы насмеялись на большую сумму...») Ремонт сожрал пять часов. И каких! Как только разобрал движок, обрушился ливень с градом. Таня доблестно держала надо мною тент, пока я копался в двигателе. («Мадам, да вам любой уступит место!..»)

Перед Кемерово у Федорыча спустило переднее колесо. Виноваты оказались мы, с чем нельзя не согласиться. Не помню точно, в чем виноваты, но должен же быть кто-то виноват! («Ты представляешь, в чем нас обвиняют?»)

Все собирались в Новосибирск, но планы изменились: у Андрюхи оказалась «съедена» задняя звезда – она стала похожа на круглую печенюшку. Посему алтайцы двинули по кратчайшему пути, не заезжая в Новосибирск. А я ударил по коробке и долетел до дому так быстро, что семья не успела морально приготовиться к моему появлению, и радость на их лицах засветилась не сразу. Finita la comedia! («Ну ладно, хватит, мне пора в объятья».)

Подпишитесь на «За рулем» в